Борис Луховицкий
Кандидат физико-математических наук, начальник сектора в Отделении неравновесных химико-физических процессов в газовых потоках и элементах ракетных двигателей Центрального института авиационного моторостроения.
Чем занимается Луховицкий, простыми словами объяснить почти невозможно. Работу в ЦИАМ он начинал с решения задач по интенсификации горения. Тема его кандидатской диссертации «Воспламенение и горение газовых смесей при возбуждении молекул резонансным лазерным излучением». Эта проблема актуальна для создания новых поколений авиационных и ракетных двигателей, двигателей внутреннего сгорания, разработки технологий эффективного и экологически чистого сжигания органических и неорганических топлив. В последнее время он переключился на квантово-химические расчеты свойств различных компонентов и химических реакций. Эти исследования также имеют прикладное значение, они необходимы для понимания процесса горения, физико-химических процессов, происходящих в двигателях, для изучения свойств топлива. Сама кинетика реакций, очевидно, необходима для моделирования данных процессов.
«В пионеры принимали в музее Ленина…»
«Лента.ру»: Вы родились и пошли в школу во времена СССР. Как вы воспринимаете всю эту советскую экзотику: пионеры, комсомол?
Борис Луховицкий: Комсомольскую тему я уже не застал, а пионеров, чуть-чуть зацепил. Запомнилось только хорошее. Дежурили с какими-то медицинскими наборами. Принимали нас в пионеры в музее Ленина.
Успели понять, прочувствовать, что такое СССР? Ведь взрослым вы уже стали в другом государстве. Для вас СССР, что-то значит?
Значит много. Я и рос, да и сейчас живу на этих книгах, на этих фильмах, с людьми родом из СССР. Конечно, мои старшие школьные годы, студенчество и начало взрослой жизни пришлось на время, когда СССР уже не было, но у меня лично все хорошее, что ассоциируется с нашим государством связано с Советским Союзом, а не с Россией.
Помните путчи, Ельцина?
Все это прошло мимо. Я не интересуюсь тем, что не могу изменить. Даже сейчас, когда происходят такие серьезные события в жизни страны, я, честно признаюсь, к своему стыду, мало что могу по этому поводу сказать, и особо своего мнения на эту тему не имею. Наверное, это плохо. Но это правда.
Путь в науку был предопределен родителями, семейными традициями?
У меня родители «технари». Мама работает в ВИЛСе, папа — программист. Думаю, они и заложили интерес к техническим специальностям. Сестра у меня более гуманитарного плана, но, все равно, работает в биологии – тоже, на мой взгляд, технической науке, хотя с «гуманитарным уклоном».
Вам помогали делать уроки?
Конечно! Порой, и в институте я у папы что-то спрашивал.
Когда вы поступали в МГУ профессия ученого, мягко говоря, была далеко не престижной. Почему сделали такой выбор?
Я учился в замечательной физико-математической «Второй школе», на мой взгляд самой лучшей школе Москвы. У меня, в принципе, был выбор между мехматом и физфаком МГУ, но я решил, что мехмат это как-то слишком узко и, может быть, не так интересно. Выбрал физический факультет. Я изначально представлял себя в науке.
Вы были типичным представителем такой позиции среди своих сокурсников или, скорее исключением?
Люди в Университете практически сразу делились на тех, кто хочет заниматься наукой и на тех, кто видел себя в бизнесе, банковской сфере. Все себя позиционировали достаточно явно. На кафедре у меня на выпускном курсе училось около 10 человек. Один, сейчас, где-то в Сингапуре успешно работает в науке – он экспериментатор, один — в Германии, один связан с программированием, один занимается коммерцией - продажей научного оборудования, одна - моя жена, она осталась в науке. Кто-то остался при Университете. Исключением я себя не чувствую.
Почему ваши сокурсники уезжали заграницу?
Это была, к сожалению, вынужденная ситуация. В те времена, когда я заканчивал МГУ, в начале 2000-х — с экспериментальным оборудованием, техническим оснащением, было совсем плохо. Многие уезжали просто для того, чтобы получить возможность проводить эксперименты. Те, кто уехал, наверное, сделали это вынуждено. Люди хотят заниматься наукой, а здесь это было делать сложно.
Как вы оказались в ЦИАМ? Не было соблазна пойти в финансовый, банковский бизнес, коммерцию? Многие выпускники мехмата и физтеха выбирают именно такой путь…
Да, сейчас мода такая: люди идут на техническую специальность, чтобы потом, дополучив знания в виде второго образования, перейти в бизнес. У меня были варианты трудоустройства, но я выбирал не между бизнесом и наукой. Я выбирал научный институт. Наверное, так я воспитан, что никогда не хотел участвовать в бизнесе, да и сейчас не хочу. После окончания университета пошел в ЦИАМ. И вот, уже 12 лет здесь работаю. У меня диплом был построен на экспериментальной работе и уже при подготовке понял, что у нас все очень сложно с экспериментом. Поэтому, когда я оказался здесь и получил возможность работать на результат, это было очень выгодно и приятно. А в ЦИАМ я оказался «по знакомству». Научная руководительница моей жены во время нашей учебы в МГУ, сотрудничала с моим нынешним начальником. Жена меня и познакомила с Александром Михайловичем Стариком. Он меня заинтересовал тематикой, хотя я ничем похожим не занимался. Кроме слова «лазеры» ничего не пересекалось.
Вы — такой молодой «старожил» ЦИАМ. Кто ваши коллеги в институте, много ли ваших ровесников?
Старожилов в нашем институте хватает и без меня. У нас много заслуженных ученых старшего поколения – 60 лет и старше. Впрочем, и мой возраст, 35 и младше, представлен довольно широко. Со мной в комнате сидят почти мои ровесники. На мой взгляд, отсутствующий возрастной пласт – это люди от 40 до 55 лет. Вот этого поколения абсолютно не хватает. И в этом есть серьезная проблема: кто придет на смену нынешним руководителям?
«Что приоритетнее: интерес или деньги? Я нахожусь на стороне интереса».
Как вы оцениваете свое место в конкурентной научной среде?
На мой взгляд, самое простое и объективное мерило успешности ученого — это количество публикаций и цитируемость. Наше отделение, по этому показателю в ЦИАМ лидирует. Если тебя публикуют, если ты проходишь рецензию в журнале, это что-то значит, кому-то нужно. Тем более, если эта работа потом цитируется другими учеными, на нее ссылаются, ориентируются. Про себя не буду говорить, но про наше отделение скажу, что по данному показателю оно работает на мировом уровне.
Как вы считаете, сейчас российский ученый может жить достойно в материальном плане? Не завидуете тем, кто живет богаче?
Это вопрос приоритетов. Интерес или деньги? Я здесь нахожусь на стороне интереса. Конечно, хотел бы получать больше, но понимаю, что пусть мне будет лучше интересно, чем буду скучать, делать то, что не хочу и неинтересно, и при этом получать большие деньги. Потом, все равно их не будет времени тратить.
Одной из проблем, о которой говорят сегодня — отсутствие молодежи в науке. Недаром для молодых специалистов вводят серьезные материальные стимулы. Вы чувствуете, что молодежи в науке не хватает?
Мне кажется, дело не в количестве, а в качестве. У меня, конечно, небольшой опыт, но сталкиваясь с нынешними студентами, такое впечатление, что они прошли мимо всего. Человек на четвертом курсе и не знает, что такое «цикл» в программировании, а это еще в школе проходят. Вот в этом проблема. Пусть будет один, но способный. Не могу утверждать, статистики нет, но, по-моему, выпускники вузов стали слабее. Я иногда не понимаю: зачем было идти на Физтех? Ведь и перспектив материальных нет. Складывается ощущение — многие современные студенты сами не понимают, что хотят. Говорят, хотим заниматься наукой, но что они под этим подразумевают, непонятно.
Вы были другой, когда пришли в ЦИАМ?
Со мной была другая ситуация. Когда я пришел, Александр Михайлович (Старик, начальник отделения, где работает Борис – прим. автора) дал мне право выбора. Сказал, что есть такие и такие темы. Посоветовал литературу. Я посмотрел, подумал и выбрал то, что мне показалось более интересным. В компьютерных играх есть такой термин «порог вхождения». Надо затратить некие усилия и потом будет интересно играть. Так и в нашей деятельности, чтобы стало интересно работать - нужно потратить силы, понять, научится. Только потом будет интересно. Некоторые это не понимают. Думают, что сразу получится, что появятся какие-то результаты. Люди отчаиваются, переходят в другие места. Но, может быть, интерес появится, если подольше поработать, вникнуть в суть, вложиться.
Вы очень часто употребляете слово «интересно»…
Теоретически можно жить на одной теме. Есть довольно много ученых, которые работают в своей очень ограниченной области и в этой области они большие специалисты. Работают год от года, одно и то же улучшают, добавляют, модифицируют. Да, такие ученые часто популярны, они цитируются, но, я думаю, это очень неинтересно. Как говорил академик Хохлов (проректор МГУ, председатель совета по науке в Минобрнауке РФ – прим авт.) научные группы должны менять тематику раз в пять лет. Пять лет, наверное, слишком, но, считаю, раз в десять лет полезно переориентироваться на что-то новое. Новый взгляд позволяет сделать что-то прорывное.
Смотрите телевизор? Откуда получаете информацию о том, что происходит у нас в стране.
У меня нет телевизора. Не могу себя заставить интересоваться новостями. Реально, я не особо знаю, что у нас происходит. Нет у меня канала, через который я получаю информацию о том, что творится вокруг. Слышу только какие-то разговоры. Не более того.
Есть у вас дети?
Да, есть, дочь во втором классе.
Любит математику?
Да, любит, но я не предопределяю ее выбор. Покажет время, что ей будет интересно. Впрочем, у них из реальных предметов только математика и есть. Английский активно, конечно, учит.
90-годы были интересны и тем, что наши люди открывали для себя мир. Начали путешествовать. А вас это зацепило?
Вообще никак. Я ни разу не был заграницей. И, почему-то, меня туда совершенно не тянет. Я предпочитаю отдыхать в лесу, где ни будь в походе, на лодке, на велосипеде. Для этого ехать заграницу совершенно необязательно.
В этой связи вы не чувствуете себя, в чем-то ограниченным? Все-таки современный ученый - это человек мира, включенный в глобальный научный процесс…
Я включен. Меня читают, я читаю. Я слежу абсолютно за всеми людьми, которые мне интересны с помощью, например, RSS подписки на журналы. Честно говоря, мне кажется, сейчас все это менее актуально: все эти конференции, куда людям приходится ездить далеко, трудно к этому готовиться. Сейчас все есть в интернете, все быстро, мгновенно. Если нужно задать вопрос, я могу это сделать в интернете. И человеку будет на него удобно ответить в тот момент, когда он захочет, и я задам, когда захочу. И не надо для этого куда-то ехать. В этом смысле я не могу сказать, что я в чем-то ограничен. Абсолютно нет.
Вы связываете свое развитие, свою профессиональную деятельность, будущее своих детей с Россией?
Конечно, да. Я просто не смогу без этого. Без этого языка, условно говоря. Дело даже не в том, что я сомневаюсь в своем английском. Просто, все это как-то взаимосвязано: язык, культура, место. Мне будет некомфортно где-то еще. Я уверен в этом.
Олимпиаду смотрели?
Я не очень люблю спорт, но керлинг смотрел.
Когда докторскую будете защищать?
Ох, после прохождения стольких формальностей с защитой кандидатской, сегодня не задумываюсь о докторской. По крайней мере, пока вокруг не начнут говорить: почему не защищаешься? Пока общественное мнение вокруг не созреет, думаю, не приступлю к написанию докторской.
Были у вас по жизни учителя, сыгравшие значительную роль в вашем становлении и с профессиональной точки зрения, и с личностной?
Мои школьные учителя: Еселева Галина Ионовна и Кузнецов Дмитрий Генрихович. Я их, может быть, идеализирую, но они для меня незыблемый идеал. Всегда их вспоминаю с радостью. Все мои наставники: и в институте, и на работе – люди со своими плюсами и минусами, а школьные учителя для меня только с плюсами.
Вы видите перспективу своей работы в материальном плане? Задумываетесь о благополучной пенсии, о том, что оставите, своим детям?
Я не вижу смысла думать о пенсии сейчас. Накапливать в нашей стране, что-либо бесполезно.
Чувствуете ли вы, что государство изменило свой взгляд на науку?
Некоторые подвижки есть в лучшую сторону. Появляются новые гранты Российского научного фонда, Российского фонда фундаментальных исследований для молодых ученых, например, конкурс «мой первый грант». В свое время я получил такой грант, сейчас коллега получил, и я тоже в этой работе участвую. Может, все как-то и улучшится. Надо, несомненно, поддерживать науку, сохранять. Даже если нет возможности делать сегодня что-то принципиально новое, все равно - нельзя потерять науку, существующие школы. А риск огромный, именно сейчас, когда старшее поколение постепенно отойдет от дел и останется огромный разрыв между 55-60-и и 40-летними.
Я не услышал от вас никаких жалоб. Что, в принципе, более типично для людей старшего поколения. Вы действительно считаете, что жаловаться не надо, не надо ничего просить…
Просто так жаловаться я не буду. Какой смысл? Я по натуре своей человек, который доволен тем, что имеет. Наверное, я не типичный случай, тот самый «лежачий камень», не очень люблю перемены, и мне приходится радоваться тому, что есть.
Вы ходите на работу с удовольствием?
Мне интересна физика на элементарном уровне, на уровне одного акта химической реакции. Комплексные задачи для меня не так интересные, как базовые. В последнее время я занялся квантовой химией. Это захватывает. Я давно с таким удовольствием не выходил на работу.
