Александр Сладков прошел с десяток войн — Приднестровье, Балканы, Чечня, Афганистан, Ирак, Южная Осетия... И ни разу за это время не брал в руки оружие, хотя и ходил всегда под пулями. Был ранен. Награжден четырьмя орденами Мужества. Александр — военный журналист, с 1993 года работает на телеканале «Россия», руководитель и ведущий «Военной программы».
«Лента.ру»: Александр, что за история с застольем президента? Военные летчики о ней до сих пор вспоминают.
Александр Сладков: Застолье — это конечно громко сказано. Тогда, во время второй Чеченской войны, Владимир Владимирович в который раз прилетал на Северный Кавказ — в этой истории на боевом истребителе. Его пилотировал летчик-ас генерал Харчевский. Президент встречался со многими, но, проникшись особой симпатией к летчикам, которые в буквальном смысле слова творили в воздухе чудеса и своими действиями спасли не одну сотню солдатских жизней, решил пообщаться с ними неформально.
Собрались в палатке-столовой на военном аэродроме в Моздоке — это территория Северной Осетии, откуда наши пилоты вылетали в горные районы Чечни. Ну, тыловики там подсуетились, столы накрыли, даже белые скатерти где-то найти умудрились. Были приглашены все летчики и технари свободной смены — народу собралось под сотню. Не хватало лишь тамады, который бы вел эту встречу. Вызывать профессионального артиста из Москвы было уже поздно и один из воинских начальников обратился ко мне, мол, выручай, у тебя язык подвешен, вон в телевизоре трещишь без умолку. Все отговорки не сработали, тем более после слов: «Ты же офицер, летчик!» (Александр Сладков закончил Курганское военно-политическое училище летчиков – прим. «Ленты.ру»). В общем, тамадой меня назначили в добровольно-принудительном порядке.
Видеть президента и даже задавать ему вопросы мне доводилось и прежде — Владимир Путин приезжал в действующую армию и когда обстановка была крайне сложной, как, например, когда банды Шамиля Басаева и Хаттаба напали на Дагестан, и когда уже было понятно, что источник терроризма на Северном Кавказе подавлен. Но здесь была другая ситуация — формат общения предполагал стать связующим звеном между президентом и военными, многие из которых были в более высоких званиях. Впрочем, особых артистических талантов от меня и не потребовалось — президент легко общался с летчиками, шутил, живо интересовался их проблемами. Мне оставалось лишь подбадривать людей на диалог, произносить тосты. Да, на столах было спиртное — в разумных пределах. Не пили, пожалуй, только два человека — я и Путин. Владимир Владимирович лишь пригубил несколько раз из бокала с вином, а мне показалось, что в такой ситуации нужно ограничиться бокалом с водой. Прощаясь, президент в числе прочих пожал руку и мне: «Спасибо, что вы так любите нашу армию».
За последние 15 лет российская армия изменилась кардинально. Сегодня это мощный и слаженный, хорошо вооруженный и оснащенный механизм — сила нашего оружия вызывает зависть. Когда начались эти изменения? С Чечни?
На самом деле первую чеченскую войну вообще в расчет брать не стоит — это достаточно неприглядная страница истории для нашей армии и ее генералов. Какие-то изменения начались с августа 1999 года, когда началось вторжение чеченских боевиков в Дагестан. Армия к этому моменту была морально подавлена результатами первой войны, потерями и общественным мнением, которое было явно не на стороне военных. Моральный дух офицеров был крайне низок — пнуть армию мог в то время даже ленивый.
И новую войну армия начала неподготовленной. Присутствовал героизм, самоотверженность. Но опять начались потери — все-таки это была война с противником, которого хорошо финансировали и вооружали. Казалось, что опять придется наступать на те же грабли — мужественно атаковать, потом по приказу останавливаться и оправдываться за отсутствие результатов. Но все изменилось, когда в Дагестан приехал Путин, тогда еще председатель правительства. Это был хороший знак для армии — военные почувствовали, что с ними разделяют всю кашу вооруженного конфликта. Он приехал на передовую и без пафоса сказал: «Нужно набраться терпения и сделать эту работу— полностью очистить территорию от террористов. Если эту работу не сделать сегодня, они вернутся, и все понесенные жертвы будут напрасны». И Путину военные поверили — вначале по долгу службы, а потом и как своему главковерх, который был готов разделить с ними и победу, и поражение. Но нацелен был только на победу.
Армия тогда стала совершенно другой, появилось движение вперед. Образно говоря, Путин, как хирург на тяжелой операции, установил на поломанную армию аппарат Елизарова, который пусть сразу не вылечил, но дал возможность встать на ноги.
Именно тогда почувствовалось, что российская армия наконец-то может избавиться от уничижительных обвинений и вернуть былое величие? Что реально изменилось?
Изменились сами люди — солдаты, офицеры, генералы. Они уже не отворачивались от камеры, они говорили открыто: «Мы съедим любого, кто представляет угрозу безопасности нашей Родине». И это была не бравада, армия получила право воевать так, как ее учили.
Еще на чеченской войне выросла целая плеяда талантливых российских генералов, которые грамотно и успешно командовали войсками — Владимир Шаманов, Сергей Макаров, Геннадий Трошев, Владимир Молтенской, Владимир Булгаков. Последний ярко проявил себя и в 1995 году, когда под его руководством входили в Ведено и в Шатой, и в 1999-м, когда Владимир Васильевич командовал войсками оперативной группы «Север». Он всегда отличался оригинальностью мышления, нетерпимостью к догмам и шаблонам. Как-то под Ведено он «одолжил» у МВД свору сторожевых собак, которые своим лаем, разносившемся по всем ущельям, подняли боевиков из схронов и заставили их бежать. К слову, его однофамилец — генерал от инфантерии Сергей Александрович Булгаков — во время Закубанской экспедиции в 1810 году сумел забраться в такие места, куда и сами чеченцы не отваживались хаживать.
Боевой дух армии укреплялся и из-за отношения к ней верховного главнокомандующего. Одно дело эпизодически видеть «высокое начальство» по телевизору с набором стандартных фраз о патриотизме и воинском духе, и совсем другое, когда первое лицо государства приезжает на передовую и глаза в глаза говорит: «Ребята, я на вас надеюсь, вы должны спасти ситуацию». Такие слова дорогого стоят.
Все-таки какие-то конкретные выводы после завершения активной фазы боевых действий в Чечне были сделаны?
Тогда активно шло так называемое «реформирование армии», которое по большому счету ничего не меняло в армейской среде. Последовали сокращения, быт был не налажен, боевая техника большей частью оставалась старой. Армейские проблемы лежали на поверхности, а основной вывод заключался лишь в том, что на армию можно положиться. Но на армию банально не хватало денег. Было понимание, что нужны серьезные преобразования, но, видимо, у политиков и экономистов самым весомым был аргумент, что войны-то сейчас нет.
А война грянула — пусть не масштабная, так называемая пятидневная, операция по принуждению Грузии к миру в 2008 году. Российская армия опять была не готова к боевым действиям?
Не совсем верное утверждение. На протяжении предыдущих нескольких лет чувствовалась серьезная готовность руководства к серьезным переменам в армии. Военным подняли зарплату, изменилась и система обеспечения военнослужащих жильем, появились первые внятные шаги в перевооружении. Впервые за последние годы на улицах можно было увидеть офицеров в форме, не прячущих погоны. Но, не смотря на все усилия, а они были явно недостаточными, армия не могла выйти из состояния стогнации. В армии есть две созвучные команды: «Шагом марш!» и «На месте шагом марш!» В то время был как раз такой вариант — топтание на месте.
В общем, к началу грузинского конфликта российская армия была далеко не в лучшей форме. И опять мы победили за счет героизма простых солдат и офицеров. Как непосредственный свидетель тех событий могу констатировать — шли вперед как грозный вал, побеждали массовостью, но не техникой. Атакующие ряды пехоты и десантников поддерживала бронетехника, которая помнила еще Афганистан, а многие вспомогательные машины с трудом преодолевали Рокский горный перевал.
Осознание пятидневной войны было шокирующим. Особенно для некоторых высших должностных лиц Минобороны, у которых на картах явно не были обозначены овраги. Отдавая должное тогдашнему министру обороны Анатолию Сердюкову, сделавшему многое, в том числе и по коррупции, но сделать армию армией он так и не сумел. И дело даже не в том, что военный министр не представлял как наматывается солдатская портянка, а в том, что он не понимал, что необходимо для того, чтобы развивать стратегический успех. Что взводу необходима поддержка роты, а танк это не просто кусок брони, а и мозг его экипажа и командиров.
Сейчас министерство обороны возглавляеи Сергей Шойгу, человек, имеющий опыт руководства в экстремальных ситуациях. Армия ждала именно такого военачальника?
Я понял, что в армии все меняется коренным образом, когда Сергей Кужугетович был представлен своим подчиненным в погонах генерала армии. Для армии элемент чинопочитания весьма значим. Но дело даже не в этом. Военные сразу почувствовали, что у руководства Вооруженных сил встал человек близкий им по духу.
Чтобы преобразовать армию, нужны гении, а я лично удостоверился, что Шойгу — гений. За минувшие два года под его началом мы получили совершенно другую армию. Мобильную, боеспособную, готовую выполнять любые задачи. Процесс непростой, что говорить, и шоковая терапия здесь тоже присутствовала.
Впервые за многие годы военные учения стали не фикцией, а практически реальными действиями в непредвиденных условиях. Ведь как раньше было — к ним готовились месяцами, матсредства и технику заранее передислоцировали. А тут все внезапно, все реально. Было понятно, что отношение к боевой подготовке у руководства Минобороны более чем серьезное. Не все командиры прошли через это — зато остались те, кто способен мыслить оперативными категориями, кто нацелен на результат, на победу.
Когда проводились учения на Дальнем Востоке, армия «воевала» не с абстрактным противником в виде фанерных мишеней, а была разделена на «красных» и «синих». И каждый из военачальников соперничал с таким же как он командиром в умении оперативно мыслить, перемещать войска на тысячи километров и планировать наступательные и оборонительные действия. Это был масштаб. Это было серьезно, по-взрослому. Даже казавшиеся поначалу наигранными соревнования по танковому биатлону или воздушному дартсу теперь воспринимаются не как спектакль, а как серьезный элемент боевой подготовки. И уже никто не сомневается, что именно в российской армии подготовка танкистов и летчиков находится на самом высоком уровне.
Раньше была популярна фраза: «Кадры решают все». Актуальность подготовки молодых кадров характерна для армии?
Когда два года назад в участии парада Победы на Красной площади вернули суворовцев и нахимовцев, стало очевидным, что престиж профессии офицера в России возрождается. Понятно, что не одними парадами живет военный человек, но для молодых военнослужащих они считаются очень престижными. Дальше — больше. Во всех военных высших учебных заведениях возобновился прием курсантов на те факультеты, которые последние годы буквально пустовали. Армии нужны специалисты самого разного профиля — командиры, инженеры, ракетчики, летчики. Сейчас в войсках существует огромная востребованность именно в высококвалифицированных специалистах. И у молодых ребят, которые только готовятся получить лейтенантские погоны, есть огромные перспективы для служебного роста.
Самое главное, что престиж военных профессий стремительно возрастает, конкурс в военные училища сопоставим с лучшими гражданскими вузами страны. Это означает, что молодое поколение выбирает службу в погонах из-за ее значимости и престижности. Нынешняя армия — армия молодых. Ее костяк —лейтенанты, капитаны и майоры, которые непременно дорастут до полковников и генералов.
К слову, среди журналистов, работающих сейчас по военной тематике, лидирующие позиции тоже занимают именно молодые ребята. По хорошему завидую их профессионализму и бесстрашию — сюжеты с Юго-Востока Украины заслуживают уважения.
Чем может похвастать наша армия в новых технологиях?
Здесь можно привести целый список — от ракетных войск, до новых средств связи. Недавний пример — американский эсминец, зашедший в Черное море, так и не увидел на своих радарах российский истребитель-бомбардировщик, совершавший маневры в пределах визуальной близости. Янки так расстроились, что тут же отправились восвояси.
А вот что меня в буквальном смысле слова поразило, так это открывшийся 1 декабря Национальный центр управления обороной. Это уникальный комплекс в самом центре Москвы на Фрунзенской набережной. Вся «начинка» представляет собой вычислительно-измерительный комплекс, который одновременно работает в двух режимах: по линии центра боевого управления и системы повседневного жизнеобеспечения. На дежурстве находятся 52 представителя всех министерств и ведомств, хоть как-то связанных с Минобороны, вплоть до Гидромета и РЖД. Причем это не рядовые исполнители, а ведущие специалисты с высоким профессиональным опытом. Связь в режиме он-лайн осуществляется с каждым боевым кораблем, каждой подводной лодкой, каждым самолетом и воинскими частями на уровне бригада — полк. Связь обоюдная — из Национально центра управления обороной видят в реальном времени все, что происходит в войсках и на требуемых для оперативного реагирования подразделениях и предприятиях других ведомств, а «снизу» в любой момент могут запросить необходимую информацию или варианты принятия решений.
Можно было бы подумать, что это сказка, если бы я не видел это собственными глазами. Это технологии 22-го века! Их сейчас даже осмыслить до конца невозможно. Центр способен реагировать на любую ситуацию в стране практически мгновенно — зал принятия решений должен выдать вариант максимум за 30 минут.
Когда я все это увидел, то понял, что наступил новый этап. Я бы сказал, что сейчас для российской армии наступило время Ч — в военной интерпретации это момент, когда нога солдата переступает окоп неприятеля и до победы остается буквально полшага. За два года был совершен мощнейший прорыв в технологиях. И в головах генералов — в том числе.
